Вместо эпилога. Полураспад лжи

Возможно, самую лучшую эпитафию на смерть Александра Литвиненко — сочинил поэт Всеволод Емелин:

ПАМЯТИ ПОДПОЛКОВНИКА ЛИТВИНЕНКО

Ни морошки моченой не просил, ни ухи,
Но зато Шахаду сформулировать смог.
Тяжело ты, пожатье чекистской руки,
Вот дозиметром меряют лондонский смог.

На британской земле мусульманский обряд
Над российским конвойником беглым,
И не в цинковый даже, а в свинцовый бушлат
Обряжают лимонное тело.

Над его головой не читают псалтырь,
Только плачут Гольдфарб и Ванесса Редгрейв
Муэдзин свою песню поет, не снегирь
Да и вовсе не водится там снегирей.

А на кладбище тесном – сплошной Пакистан:
Саркофаг, а не крест на могиле,
Чтобы Лондон Чернобылем новым не стал,
Даже труп обмывать запретили.

И, смотря на весь этот мультикультурализм,
Где слились все народы, традиции, веры,
Я подумал, что есть наша жизнь?
И понял – она есть химера.

Ты ж воронежский парень, пошедший в менты,
К всемогущей Конторе в сыночки,
Ты такой же как все, ради лишней звезды,
Отбивавший подследственным почки.

Нам сейчас даже трудно представить себе
Ожидала какая карьера.
В сверхдержаве, сидящей верхом на трубе
Молодца-ФСБ-офицера.

Как Наташа Ростова на первый свой бал
Ты стремился ворваться скорее,
Но Господь испытанье тебе ниспослал
В виде миллиардера-еврея.

Словно Фаусту дьявол, тебе день за днем,
Он лапшу свою вешал на уши.
Интересно, успел ты подумать о нем,
Поглощая последнее суши?

Подполковник! Ты вел себя как гимназист,
Когда шел не своими ногами
На волшебный, заманчивый дудочки свист
Крысолова из города Гаммельн.

Самолет прилетел, ты выходишь на трап
А внизу тебе рукоплескают
Березовский, загадочно-мутный Гольдфарб
И артист, понимаешь, Закаев.

Александр, дорогой, как тебя развели,
Посулили златые ведь горы,
А когда улетел ты с родимой земли,
Так к Закаеву взяли в шоферы.

Так играет людьми беспощадно судьба,
А реальна лишь честь офицера,
Наша Родина и нефтяная труба,
Остальное же все – химера.

Литвиненко сейчас не лежал бы, как пес,
Изотопом каким-то убитый.
Если бы принимал те доклады всерьез,
Что читали в Москве замполиты.

Что сказать вам о жизни? Етить ее мать!
Пока глотку не сжег мне полоний
Из нее не устану я громко орать
Не водитесь с евреями, гои!

Эта эпитафия вполне заслуживает того, чтоб быть выгравированной на его надгробье (чего, понятно, ждать не приходится).

Могила Литвиненко на Хайгейтском кладбище

Очень часто (к месту или нет) цитируется классическое «De mortuis nil nisi bеnе» — «О покойных ничего, или хорошо». Мы с этим согласны, но лишь с одной существенной оговоркой! Эта классическая формула применима лишь к тем, кто перед смертью полностью рассчитался со всеми своими прижизненными долгами, и навсегда ушел от людей с чистой совестью. Вот тогда можно сказать: пускай покойный прожил не очень-то достойную жизнь — но он мертв, и этим про него решительно все сказано.

А потому, к Литвиненко это не относится. Про него не надо говорить хорошо, и не надо говорить плохо — про него надо говорить правдиво. Пусть он давно покоится в герметичном гробу на Хайгейтском кладбище — но на память о нем осталось уголовное дело, в котором вопросов намного больше, чем ответов на них. А также — осталось множество радиоактивных следов по всему Лондону, и циклопические горы лжи, призванные похоронить под собой неприятную правду об его смерти.

Как ни странно, у лжи, и у полония имеется много общего. Они оба — высокотоксичны, способны распространяться как контактным путем, так и (нередко) без явного контакта, и поэтому — легко способны запачкать всех и вся. Конечно, в случае полония отравление — физическое, а в случае лжи — так сказать, виртуальное. Но, как мы видим из этой книги, виртуальное отравление способно испортить жизнь так же хорошо, как и физическое. Если не лучше: иногда от лжи отмыться даже потруднее, чем от радиации.

Но вот что радует — как и полоний, ложь не вечна: она тоже постепенно распадается.

Правда, распад лжи является далеко не столь регулярным, как распад полония. Как мы помним, полоний распадается наполовину за каждые 138 дней. А процесс распада лжи не отличается такой предсказуемостью. Иногда ложь выглядит настолько вечной и монументальной, что кажется, будто она переживет и своих творцов. А потом, внезапно, ее разоблачают — и на месте того, что когда-то казалось неоспоримым фактом, красуется жалкая кучка обломков. Но, хотя у лжи и нет четко фиксированного периода полураспада, быстро или медленно, она все-таки распадается — хотя даже ее обломки иногда пытаются скрыть правду под собой.

Правда рано или поздно станет известна! И, если эта книга внесет свой скромный вклад в процесс полураспада лжи в «деле Литвиненко» — значит, мы писали ее не зря.